Рассказ, который мы только что слышали, ставит нас лицом к лицу с тремя различными и несовместимыми положениями. Мы видим, во-первых, отношение к одержимому человеку сил зла, бесов, сил зла, которые всячески стараются его поработить, не оставить в нем ничего, что не было бы им подвластно, что не принадлежало бы им до конца, чем они не могли бы воспользоваться, чтобы творить свое зло. Эти силы бесовские можно назвать всеми названиями греха человеческого: если только мы даем власть в себе какому-либо греху, мы делаемся рабами греха (об этом и апостол Павел говорит подробно). И если мы делаемся рабами греха, то перед нами участь этого человека: всю жизнь прожить как оружие зла на земле, в безумии, в страдании, в творении зла. Но за этим стоит более страшное. Бесы просили, чтобы Христос их послал в стадо свиное. Свиньи для евреев означали нечистоту: выбор бесов пойти в стадо свиное говорит о том, что все зло, которое в нас качествует, которое мы творим, которому мы прилепляемся, которому мы даем власть над собой – это именно осквернение и предельная нечистота. А предел этого порабощения мы видим опять-таки в судьбе свиного стада: оно погибло, ничего не осталось от него. Оно исполнило свое задание и было уничтожено. Вот отношение сил зла к нам, к каждому из нас, ко всем нам в совокупности: к общинам, семьям, государствам, вероисповеданиям, – ко всем без исключения. И вместе с этим мы видим отношение Спасителя Христа. Перед Ним – вся трагедия Вселенной, и Он, как бы забывая эту трагедию Вселенной, вернее, видя ее воплощенной, трагически, в одном человеке, оставляет все ради того, чтобы спасти этого человека. Умеем ли мы это сделать? Умеем ли мы забыть о больших задачах, о которых мы мечтаем, ради того, чтобы сосредоточить свое внимание, отдать свое сердце до конца, творчески, трагически, крестно одной-единственной нужде, которой мы можем помочь? И третий образ – это образ людей гадаринских, которые знали, в каком состоянии этот бесноватый, видели ужас его бесноватости и слышали о том, что Христос его исцелил и какой ценой: цена была погибель их стада. И они пришли ко Христу, прося Его уйти, оставить их пределы, не творить более чудес, которые им «дорого стоят»: даже не жизни, не покоя, а вещественного богатства… Вот о чем они просили: Уйди от нас! Твои чудеса, Твоя Божественная любовь слишком для нас накладны, – уйди! Нам надо подумать о себе. Мы можем себя увидеть в образе этого бесноватого, потому что каждый из нас во власти тех или других страстей. В ком нет зависти, в ком нет горечи, в ком нет ненависти, в ком нет тысячи других грехов? Мы все в той или другой мере одержимы, то есть под властью темных сил, а это и есть их цель: овладеть нами, чтобы мы стали ничем иным как орудием зла, которое они хотят творить и могут творить только через нас, но одновременно сделать нас не только творцами зла, но и страдальцами… Подумаем о себе по отношению к другим людям: не хотим ли мы ими обладать? Не стараемся ли мы над ними властвовать, их поработить, сделать из них орудия нашей воли, предметы наших вожделений? Всякий из нас может в себе найти именно такие свойства, такие поступки и увидеть вокруг себя такие именно жертвы. И наконец, подумаем: мы Христовы. Неужели мы, будучи Христовыми, не выберем путь Христов, крестный, жертвенный путь, который может дать свободу другим, новую жизнь другим, если только мы оторвемся от всего того, что нас занимает, ради того, чтобы обратить внимание на одну реальную, жгучую нужду? Подумаем об этом; потому что Евангелие к нам обращается не для того только, чтобы нам представить образы; Евангелие – призыв и вызов: где ты стоишь, кто ты, с кем ты?.. Каждый из нас должен себе ответить и ответить Богу: кто мы? где мы?
По мере нашей веры, по мере открытости наших сердец, Господь разно нас призывает. В глубине ночи, из сна был вызван Авраам. Его Господь вызвал по имени, и Авраам отозвался, и Господь ему велел: Выйди из земли своей, оставь свое сродство, отвернись от своих богов, пойди туда, куда Я тебя поведу… – и Авраам встал и пошел, и он остался в истории и в опыте всего человечества как подлинный образ безусловной, совершенной веры. Не так были призваны апостолы. Мы сегодня читали о том, как проходя мимо них у моря Тивериадского, Господь их позвал, и они встали и пошли, – но это не была их первая встреча. До этого, на берегу Иордана реки они встретили Христа. Помните, как они услышали свидетельство святого Крестителя Иоанна: Это Агнец Божий, Который подъемлет на Себя крест мира, грех мира, тяжесть мира… И два его собственных ученика – тот, который впоследствии стал Иоанном Богословом, и Андрей Первозванный – оставили своего учителя по его собственному свидетельству и пошли с Иисусом, пробыли целый день с Ним, и потом привели к Нему каждый своего брата. Андрей привел Петра, Иоанн привел Иакова и своих друзей Филиппа и Нафанаила. И вот при этой встрече они что-то прозрели такое большое, что было выражено Нафанаилом в его исповедании: Ты Сын Божий… Но сразу Христос их за Собой не увлекает. Он их отсылает обратно домой, и Сам уходит в пустыню на сорокадневный пост и искушение, и только после каких-нибудь двух месяцев Он снова их встречает. За это время первый восторг, который их охватил, успел остыть. Первые потрясающие впечатления улеглись, они успели подумать, пережить, прийти в себя, вернуться к самому обыденному, что у них было на земле: ремесло, дом, семья, обычное окружение. И когда они занялись только самым обычным, когда воспоминание об Иисусе, встреченном в Иудее, осталось у них в сердцах, а жизнь продолжала идти своим чередом, Спаситель снова прошел мимо них и теперь уже, не предлагая ничего, Он повелел: Идите за Мной! – и они оставили всё и пошли. Бывает и в нашей жизни, что в какой-то момент мы услышим ясный голос Божий, который нас зовет по имени, и тогда мы можем встать и пойти. Бывает так, что мы встретим в жизни, коснемся края встречи со Христом, глубоко потрясены бываем тем, что пережили, готовы были в тот момент на любой подвиг, но Спаситель знает, что ни на какой подвиг от восторга нашего мы не способны. Пройдет порыв, восторг, вернемся мы на старое и остынем. И нас Господь Сам отсылает обратно в жизнь, обратно в семью, обратно к обычным нашим занятиям, обратно ко всему, что раньше существовало без Него в нашем сознании. Но посылает Он нас обратно со знанием, что мы встретили Живого Бога. Это бывает после молитвы, после причащения или в какой-нибудь непостижимый момент, когда нас коснется жизнь. И в какое-то время Он пройдет мимо нас и скажет: А теперь брось, пора за Мной идти… Готовы ли мы на это? Сколько раз мы все, каждый из нас и все вместе, мы молились, и глубоко доходила до нас благодать и слово молитвы, и зажигались сердца, и утихали страсти, и ум делался ясным, и воля в сильном порыве хотела только добра! Сколько раз?! Сколько раз это бывало при чтении Евангелия, после причащения Святых Даров, после того, как мы что-то сделали достойное себя и достойное Бога, достойное любви… И снова засыпаем, коснеем. Слышим ли мы слова Божии, говорящие: А теперь пора! – или станем дожидаться момента, когда всё у нас будет отнято: болезнью, смертью надвигающейся, страшными обстоятельствами жизни, чтобы вспомнить, что кроме Бога не остается ничего, в конечном итоге, никакого человека около нас? И сейчас сколько вокруг нас людей – а есть ли человек? Вот подумаем об этом, не только в том смысле, что около меня может кого-нибудь не быть, а поставим себе вопрос так: А я – человек ли по отношению к тому, кто рядом со мной? Слышу ли я Господа, говорящего: Иди ко Мне, помоги, напитай, утешь, дай стакан студеной воды, утешь словом? – Вот вопрос, который перед нами стоит. Господь говорит раз, говорит и два, а придет время, когда Он перестанет говорить, когда мы станем перед Ним и Он будет молчать, и мы будем молчать, объятые той же печалью: Прошло время, поздно… Неужели мы дадим времени нам сказать: «Поздно!»? Апостол Павел нам говорит: Дорожите временем, не лукавствуйте, спешите творить добро, спешите жить вечностью… Услышим этот призыв и начнем жить! Аминь.
Совершенно неслучайно круг церковных служб и воспоминаний организован так, что после Троицы мы говорим о всех святых. День Святой Троицы – это день сошествия Святого Духа на апостолов, когда благодать Божия была низведена на тех, кому должно было устроять Церковь и через Церковь продолжать дело служения Господа и Спасителя нашего. Именно Святой Дух превращает людей, объединенных одной верой, в Церковь. И именно Святой Дух дает силы для того, чтобы каждый член Церкви мог обновлять себя, очищая покаянием и смывая грехи свои силой Божественной благодати. Говоря о сошествии Святого Духа, Господь перед Своими страданиями, обращаясь к апостолам, сказал, что «Дух, Который будет послан во имя Мое, Он обличит мир о грехе» (см. Ин. 16, 7–8). Эти слова для многих остаются непонятными. Как это возможно? И зачем нужно, чтобы Дух обличал во грехе? На самом же деле, именно это обличение во грехе силой Духа Святого помогает людям оставаться людьми, помогает людям различать добро и зло, помогает людям стремиться к нравственному совершенству. Дух Святой обличает нашу совесть; а там, где нет Духа, там совесть не работает или работает так ущербно, что ею легко манипулировать. Именно на этой манипуляции человеческой совестью основываются сегодня все попытки разрушить нравственную природу человека: каждый, мол, сам решает, что хорошо, а что плохо. А ведь каждый может заблуждаться, уходить от истины, выдавая ложь за правду и зло за добро… Но там, где действует Дух Святой, там возбуждается человеческая совесть, там наше нравственное чувство настраивается по Божественному камертону на ту самую волну и на тот самый звук, который исходит от Бога. Если же человеческая природа теряет спо- собность нравственно настраивать себя на эту Божественную волну, то человек, переставая различать добро и зло, со всей убежденностью совершает зло, настаивая на своем праве так поступать. Когда мы сталкиваемся со страшными проявлениями человеческой греховности в личной и особенно в общественной жизни – ибо последнее более очевидно, – тогда многие в негодовании восклицают: «Как все это плохо! До чего мы дошли! Куда мы идем?!» И одновременно очень многие, кто так лицемерно воздыхает, делают все для того, чтобы помешать нравственной природе человека настроиться под силу Духа Святого, под Его голос, под Его истину… Почему же мы празднуем в первое воскресенье после Пятидесятницы день Всех святых? Мы празднуем его как утверждение того факта, что сила Духа Святого преобразовала во множестве человеческие души от греха к святости, от тьмы к свету. Никто из этих святых не рождался святым – они стали святыми, сопрягая свои внутренние собственные усилия с тем, чтобы открыть душу свою навстречу Божественной благодати. В этой синергии, в этом соработничестве Божественного и человеческого начал и обретается полнота человеческой жизни, полнота спасения, а все остальное вторично и десятерично. И если будет так, то не придется инвестировать колоссальные средства, чтобы защищать людей от криминала, от коррупции, от жестокости, от лжи, от несправедливости, ведь добрые помыслы исходят от сердца, как от сердца исходят и помыслы злые (см. Мф. 7, 19). Церковь призвана свидетельствовать миру – тому самому миру, который очень часто не признает ее голоса и не желает его слушать. Со смирением, без всякой власти, тихим голосом Церковь призвана свидетельствовать, что там, где Дух Святой, там жизнь, а где нет Святого Духа, там гибель; и день всех святых является свидетельством об этом. Вспоминая святых угодников, просиявших во всей вселенской Церкви, во все времена и во всех народах, мы преклоняем главу пред их жизненным подвигом и свидетельствуем, что они были храмами живущего в них Святого Духа, как и заповедал Сам Господь словами апостола (см. 1 Кор. 6, 19). Пусть празднование дня всех святых поможет и нам, открывая свой разум и свое сердце навстречу Богу, навстречу Его благодати, настраивать свое нравственное чувство на этот Божественный голос. Это не будет гарантией от наших ошибок и даже от наших грехов. Но это будет гарантией того, что, вставая и падая, мы идем к Богу в надежде на Его милость и на Его прощение, обличаемые во грехах Духом Святым. И пусть силу прикосновения Божественной благодати Святаго Духа каждый из нас воспримет умом и сердцем, и да поможет нам в этом Воскресший Спаситель, искупительной Жертвой Которого Дух Святый был ниспослан Отцом на святых учеников и апостолов. Аминь.
Мы слышали сегодня рассказ о слепорожденном. Мы не знаем опытно, что такое телесная слепота; но мы можем представить, насколько этот человек был замурован в самом себе, насколько весь окружающий его мир существовал для него лишь как отдаленное звучание, нечто, чего он не мог вообразить, представить; он мог придумать мир вокруг себя: он мог на ощупь, на слух сколько-то представить себе то, что его окружает; но полная, совершенная реальность ускользала от него. Мы не слепы физически; но сколь многие из нас замкнуты в себе! Кто из нас может сказать, что он настолько открыт, что он способен воспринимать мир во всей его широте, во всей его глубине? Мы встречаем людей и видим их своим взором, но часто ли случается, что за внешними очертаниями, формами, всей внешностью мы прозреваем что-то глубинное в человеке? Как редко мы взглянем в глаза человека и поймем его до глубины! Мы окружены людьми, и каждый человек – единственный для Бога; но единственен ли для нас каждый человек? Разве вокруг нас не просто «люди»? Да, у них есть имена, фамилии, прозвища, мы можем их узнать по внешности, но мы их не знаем на сколько-нибудь значительной глубине… Таково наше положение; мы слепы, мы глухи, мы бесчувственны к внешнему миру; а между тем мы призваны читать знамения. Когда мы встречаем кого-нибудь, мы должны бы подходить к этому человеку как к тайне, то есть как к чему-то, что мы можем открыть для себя только глубоким общением, войдя в такие взаимоотношения, может быть, безмолвные, может быть, облеченные в слова, но столь глубокие, что мы можем знать друг друга – не так, конечно, как Бог знает нас, но знать друг друга в свете Божием, просвещающем каждого из нас и всех нас. Более того: мы можем, каждый в меру своих сил, своих дарований совершить то, что сделал Христос. Он отверз глаза этого человека. И что тот увидел? Первое, что он увидел, был лик воплощенного Сына Божия; иначе говоря, он увидел любовь воплощенную. Когда его очи встретили взгляд Христа, он встретил Божие сострадание, Божию любовь, Божию глубокую заботу и понимание. Точно также многие люди могли бы начать прозревать, если, встречая нас, они встречали бы людей, в глазах которых, на лице которых они могли бы увидеть сияние подлинной, трезвой любви; такой любви, которая не сентиментальна, но зряча, любви, которая способна видеть и понять. Если бы так было, мы могли бы быть для окружающих нас людей откровением того смысла, который содержит, хранит мир: через искусство, через красоту, через науку, через все средства, которыми можно уловить красоту и провозгласить ее среди людей. Но так ли мы поступаем? Заботимся ли мы о том, чтобы донести до каждого, кого мы встречаем, широту, и глубину, и красоту, и значение всего? Не стремимся ли мы больше получать, чем давать? А ведь апостол Павел говорит, что блаженнее давать, чем получать. А он получил так много! Он получил познание Бога в собственном опыте веры; он получил все научение, и познание, и опыт, доступный Ветхому Завету, а затем Христос Сам открылся ему: чего только он не получил! И однако, он больше радовался, отдавая, потому что он не хотел быть обладателем всех выпавших ему сокровищ; он хотел делиться ими, отдавать, хотел воспламенить людей горевшим в нем огнем. Задумаемся над тем, как мы богаты, как одарены, как много нам дано видеть, слышать. И осознаем, насколько трагично, вместе с тем, мы замкнуты в самих себе, пока мы не сокрушим эти стены ради того, что- бы давать столь же щедро, столь же широко, не скупясь, как мы сами получили. Тогда, действительно, по слову Христову, радость наша исполнится. И никто, ничто не сможет никогда отнять ее от нас.
Пасха и Антипасха, как ни странно для внешнего уха, все же не противостоят. Антипасха дополняет, усиливает саму Пасху. Антипасху я бы назвал фейерверком Пасхальных переживаний. И в ней на авансцену выходит человек с титулом «неверующий». Сейчас его особый монолог, переходящий в диалог. Фома. Это он вдруг отказался верить другим ученикам. С чего бы это? Десять человек уверяют его: видели Господа! А он им в ответ: пока не увижу и не коснусь ран, не поверю! Казалось бы, Церкви тут возмутиться, раз- лютоваться, злословить бы Фому. А она умиляется как ребенку и говорит, что «блаженно Фомино неверие». Вот не зря Фому апостола сравнил с ребенком. Он горяч и наивен. Он доверяет Спасителю, а своим же товарищам – не очень. Он избрал для себя Авторитет, ради которого заявляет в Галилее: «Пойдем и мы умрем!» Но по-детски поддается панике в Гефсиманском саду и со всеми удирает. Свое невольное предательство, похоже, параллелит предательству прочих Учеников. И для него наступил кризис его веры. Он погрузился в него в силу того, что, как в зеркале, видит таких же, как он: сбежавших в решительную минуту и бросивших своего Учителя. Они как отражение окружают теперь его жизнь. И потому невозможно думать, что их Учитель жив. Ведь они Его предали, сбежали. Теперь Он точно мертв! Сердце пусто, и в нем царствует смерть… Когда мы говорим о вере, мы не можем не говорить о верности. Они ходят в спайке. Невозможно сказать: а, в общем-то, я верующий! В общем! То есть вокруг да около! Вера не может быть иначе задекларирована, как через верность. И вот верность в Учениках была скомпрометирована. И теперь их вера была под сомнением. Фома встретился с теми, кто говорил ему о живом Господе. И как это можно было принять от людей со скомпрометированной верой? Да, Фома похоже проявил некую упертость. Искреннюю упертость. Этот ультиматум был не Христу. Он был вере Апостолов, бежавших из Гефсиманского сада вместе с ним: «пока не вложу персты мои в раны – не поверю!» Теперь страшусь картине, которая возникает! Вновь Христос! Сквозь двери затворенны. Вновь Его «Шолом алейхем!» (мир вам!). И теперь Он идет мимо апостолов к одному единственному. Вот как, скажите, было Фоме в этот момент?! Они, ведь, прочие Ученики, уже поверили, видели, рассказали. А он один сейчас стоит перед Учителем, как непонятно кто со своей упертостью, и Он ему предлагает, по его же словам, коснуться крестных ран! Надо ли теперь трогать раны смерти, которые сохранил на Своем воскрешенном теле Иисус? Имеет ли это смысл, когда Он повторяет слова Фомы, словно стоял рядом во время упрямого заявления Апостола? Евангелист и не сообщает, чтобы Фома коснулся ран Господа. Но мы видим и слышим горячее исповедание веры, превосходящее в свое время объявленное Петром: верую, что Ты Христос, Сын Божий! Фома торжественно объявляет Церкви, словно знакомит: «Господь мой и Бог мой!» И теперь Спаситель не противится этой вере Фомы. Он похваляет эту веру для тех, кто не видел, но верует также. Фома, как же мы тебе благодарны за этот скандальный эпизод! Ты нас выручил. Ты сломал для нас «двери затворены», и мы свободно входим в дом, где явился Воскресший Страдалец, чтобы истинно славить Сына Божьего в учении Церкви, начало которого от тебя. Ты нам брат в нашем неверии, ты наша крепость в нашей вере. Помолись о нас, да умножит Господь в нас веру и не станем «неверны, но верны!»
Христос воскресе! Я хочу еще и еще вместе с вами возрадоваться, что воскрес Господь! Из всех событий жизни Господней нашему опыту доступно именно Воскресение Христово. На нем стоит вся наша вера, потому что, как говорит апостол Павел, если не воскрес Христос, то наша вера тщетна и мы – самые несчастные из людей. Ибо если не воскрес Христос, значит, Он не Тот, Кем мы Его называем, Он не Тот, Кем Себя заявлял; значит, мы верим в ложь, и та жизнь, которую мы ожидаем, та жизнь, которую мы опытно знаем в своей душе, в своем теле, в нашем церковном мире – призрак и неправда! Однако мы знаем именно опытно, что это так – потому что мы знаем воскресшего Христа. Мы не знаем Его так, как знали апостолы – по плоти. Мы Его не знаем в деревнях Галилеи, на дорогах Святой земли. Но духом мы знаем Его воскресшим, и, зная Его таковым, мы с уверенностью можем сказать, что Тот, Кто ныне жив – воскрес! Сейчас мы еще осиянны этой пасхальной радостью, но дни проходят: как ее не потерять? Мы ее можем сохранить, только если не будем смотреть назад, возвращаться мыслью к этой светозарной ночи, которая перед нами открыла славу Воскресения, а идти дальше, вперед; но уже не одиноко, а с воскресшим Господом. Вы слышали сегодня, как Христос призвал учеников вернуться в ту Галилею, где началась весна их духовной жизни, где они нашли и узнали Христа, где родилась в них жизнь. Одна- ко мы Его находим не только в Галилее – этих глубинах нашей души, где сохраняется вся свежесть первой встречи и первой любви нашей к Господу, но и на других путях. Христос шел дневной путь с двумя учениками в Эммаус, и там Он им открылся иначе: не простым явлением Своим, но им, не узнающим Его, Он открылся в преломлении хлеба, в тайне Боже- ственной Евхаристии и вместе – в тайне того братства, которое составляет между людьми преломление хлеба у одного стола. Он открыл им в одно мгновение, что Он, Бог и человек, сделал людей равными Себе, став человеком и вознеся их к престолу Господню плотью Своей воскресшей. И на других путях мы встречаем Христа – не только на путях недоумений, как эти ученики, не только на путях надежды и ожидания, как одиннадцать ушедших в Галилею, но и на путях противления, на путях борения, на путях восстания нашего, как Павел нашел Христа на пути в Дамаск, когда он шел, гонитель, принести смерть и разрушения Христовым общинам рассеяния… Поэтому, куда бы мы ни пошли – мы можем встретить Христа. Куда бы ни вел нас путь – будем смотреть зорко и внимательно на того, кто идет рядом с нами: это может быть Христос в тайном образе, готовый нам в братстве и простоте любви открыть величие нашего человеческого призвания. И потому не будем озираться к этой светозарной, торжественной, ликующей ночи, когда перед нами открылась правда Воскресения, – эта правда и теперь живет среди нас. Не потух тот свет, не померк, но вместо светящей ночи Пасхи сияет он теперь как Свет тихий, как тот Свет, который озаряет всякого человека, грядущего в мир. Станем идти в этом свете, станем жить этим светом, останемся детьми света, пока еще сияет свет над нашей землей, и тогда Христос никогда не удалится от нас, и Пасха будет жить в наших душах, и ликование вечной жизни будет и в плоти, и в сердце, и в уме нашем.
Евангелие, которое мы сейчас слышали, одно из очень драматичных. Действительно, представить себя на месте отца, у которого единственный сын не просто тяжело болен, как мы сказали бы сегодня, болен эпилепсией, но каждый день находится на границе между жизнью и смертью, потому что демон бросает его то в огонь, то в воду, тем самым пытаясь погубить. Представить себя на месте этого отца страшно. И ситуация, которую описывает нам евангелист, очень необычна. Мы знаем, что в то время по Иудее ходило большое количество различных людей, выдававших себя за пророков или даже за Мессию. И вот, с точки зрения отца, перед ним один, возможно, пророк. Он обращается к Христу с просьбой об исцелении своего несчастного ребенка. В ответ слышит странные слова: «Веруешь ли?» В этот момент отец отвечает Христу со слезами: «Верую, Господи, помоги моему неверию». И тут же бес бросает ребенка на землю с такой силой, что окружающие воспринимают случившееся как знак последних минут жизни отрока. В голове отца проносится только одна фраза – та фраза, которую он произнес: «Верую, Господи, помоги моему неверию». Все остальное для него перестало существовать. Он понимает, что здесь от него не зависит уже абсолютно ничего. Перед ним раскрывается перспектива совершенно другого бытия. Этот момент какой-то предельной истины, предельного напряжения всей жизни – он понимает, что здесь действует Бог. Он не знает, что сейчас произойдет, – его сын станет здоровым, либо он окажется мертвым. Для него, в конечном итоге, это уже имеет мало значения, ведь он почувствовал, что в жизни действует тот, кто только один и является хозяином этой жизни. Мы часто воспринимаем веру как состояние комфортного эскалатора, на который один раз достаточно встать, и он гарантированно выведет тебя в царство небесное. А сегодняшнее Евангелие убеждает нас в противоположном. Там, где нет кризиса, там нет и восхождения. Там, где нет риска, там нет и веры. В этом смысле отец, вверивший своего несчастного ребенка Христу, очень рисковал. Он ведь не то что не знал, кто перед ним, он ведь даже до конца не доверял ему. Но каковы ставки – таков и выигрыш. Выигрыш в этом поединке между Богом и сатаною оказывается несоизмеримым с тем, что ожидал отец. Он не только получил ребенка здоровым, но он получил и ответ на ту молитву, с который быть может впервые обратился к Богу: «Верую, Господи, помоги моему неверию».
Мы поклоняемся сегодня Кресту Господню. До Господа, вместе с Ним было распято бесчисленное количество людей, и однако, одному только Кресту мы поклоняемся – Господню. Взглянем на Голгофу и увидим эти три креста, на которых тогда были пригвождены три человека – трепетная человеческая плоть, страждущая и умирающая. Посередине – Христос невинный, праведный, живая божественная любовь, которая вступила в мир и которая была отвергнута. Почему? Потому что нет ничего страшнее для нас, себялюбивых людей, чем любовь. Закон любви, закон Божьего Царства, если только он восторжествует, означает смерть нашему самоутверждению, нашей самости, нашему праву ставить себя в центр всего и рассматривать всё только по отношению к себе. Любовь всему верит, любовь долготерпит, любовь не превозносится, любовь на всё надеется, любовь никогда не перестаёт, любовь служит… Этого человек не хочет, этого мир боится, и когда живая Божественная Любовь явилась среди нас, ей не нашлось никакого места, кроме как вне града Иерусалима, на кресте. Апостол, пораженный величием Божиим, сказал: Выйди от меня, Господи, я человек грешный… Не то чувство побудило людей вывести Христа из священного града и предать Его смерти. Не чувство собственного недостоинства, не чувство ужаса и трепета, что Живой Бог предстоит мне: как умещу Его в пределах своего сердца, в границах своего ума, в стенах своего дома! Другое чувство: НЕТ Богу места, где я сам хочу быть богом и властвовать безраздельно. И вот, один крест воздвигнут невинной божественной любви. Но еще два других креста стояли. Еще два человека были присуждены к смерти крестной, потому что они нарушили и человеческий, и божественный закон. Они были присуждены людьми за то, что жили грабежом, хищничеством и ненавистью. Одного присудили за любовь, двух других – за то, что не было в них человечности и любви. Оба они были в каком-то отношении присуждены справедливо, и они оказались перед лицом смерти Невинного, и взгляните, как это страдание Невинного определило их судьбу. Один, видя как несправедливо, как неправедно действует человеческий суд, и на себя перенес эту мысль: как смеют люди меня осуждать за то, что я крал и убивал и творил зло, когда сами они присудили к смерти Того, Кто учил правде и любви и добру! – и он отверг человеческий суд. Но он пошел еще дальше. Отвергнув человеческий суд, он не увидел, что за ним стоит Божий суд, и проклиная лю-дей, которые его осудили на смерть, он возроптал, он взбунтовался против Бога, Который дал им эту страшную власть. Другой тоже был присужден тем же безблагодатным судом, неправедным судом, но, видя, что Праведник не избежал человеческого гнева, он обратился на себя и понял, что если Христа осудили неповинно, то его имели право осудить, несмотря на то, что судьи были так же неправедны в сердцах своих, как он и его товарищ, так же обращены к своей выгоде, такие же себялюбивые, такие же хищные, как он. Вот как смерть Христа определила две судьбы, как неправда человеческая раскрылась в сознании двух людей. Смерть Праведника оправдала суд в сознании одного, и осудила не только суд людей, но и Божию правду в сознании другого. И мы все стоим перед лицом этой смерти Праведника, только мы знаем больше, чем те два разбойника: мы знаем, Кто Он, мы знаем, ради чего Он стал Человеком, мы знаем, к чему Он нас зовет, – и сколько, сколько раз, однако, повторяется страшная Голгофская сцена! Согрешив, поступив неправо по отношению к людям, мы взываем к Богу и говорим: Господи, исправь любой ценой! Любой ценой, Господи, восстанови Твою правду!.. И если бы в этот миг Сам Господь нам предстал и изрек приговор, если бы Ангел Божий предстал перед нами, мы, может быть, и приняли бы суд. Но когда этот суд нам дается через человека, когда гнев Божий сказывается на нас через подобных нам людей, мы забываем свои мольбы, свою готовность всё принять и перенести, только бы очистить и изгладить свою неправду. Как часто мы бываем на левой стороне Креста – и, однако, подходя к Причастию, молим Господа, чтобы Он нас встретил, как того разбойника, который познал Его Божество, увидел Его правду и оправдал Господа во всех делах Его, приняв крест исцеления и спасения. Подумайте каждый над этим. Подумайте, потому что Крест Господень возвышается и поныне. И поныне Крест стоит, поныне распинается любовь, поныне распинается правда. Но мы на всё это отвечаем гневом и становимся ошуюю. Как бы суд Божий не за стал нас в этом бедственном и безумном по- ложении, как бы напрасным не оказался для нас Крест Христов!
Какое отношение имеет исцеление расслабленного к Великому Посту? Если никакого, то почему именно это чтение предлагает нам Церковь на второй седмице поста? А какое отношение имеет этот евангельский эпизод к святителю Григорию Паламе? Перед нами сочетание очень разных пластов церковной истории, в которой загадок больше, чем ответов. Но тем интереснее их искать. Итак, на этой седмице, именуемой в честь Григория Паламы, сквозь многовековую историю Православия вновь проступает древнее предание Церкви, адресованное оглашенным – людям, которые в предпасхальную четыредесятницу проходили школу оглашения. Готовясь к таинству крещения, они изучали истины веры и укреплялись в молитвах и посте. Именно к ним обращены те новозаветные чтения, что звучали в храмах задолго до четырнадцатого века, когда был прославлен святитель Григорий Палама. В это воскресение на литургии оглашенных мы услышим чтения из Послания к евреям и Евангелия от Марка. Развивая тему недоумения Нафанаила, поднятую в прошлое воскресение, эти тексты ставят перед нами отнюдь не аскетические, но именно богословские вопросы: а кто такой, собственно, Христос? В чем Его отличие от нас? Что дает Его ученикам, коими в меру своей любви призваны быть и мы, возможность видеть Небо отверстым? И в каких событиях это чудо о Небе было явлено им? Из Послания апостола Павла к евреям читается практически самое начало – о том, что Христос не просто посланник, пришедший в этот мир, не просто пророк, возвещающий некие истины, волю Божию нам открывающий, но – Сын Божий, Единосущный Отцу. По слову апостола Павла, мир сей, вся Вселенная закончат свой путь когда-то, изменят свой образ бытия, ко дню Суда небеса обветшают как ризы, совьются и погибнут, но Ты, Господи, Тот же, Ты не изменишься. Тот, кто призывает Нафанаила, когда-то сотворил этот мир, всех нас, само бытие. И поэтому Он вечен, а мир изменится. И поэтому, если перед нами не ангел, не вестник, а сам Сын Божий, тем важнее нам прийти к Нему, потому что именно Ему Бог Отец покорил вселенную. Именно к Нему устремлены надежды всего творения. Именно в Нем – наше спасение. И после этого мы слышим евангельское чтение. Евангелист Марк повествует о том, как люди принесли ко Христу расслабленного, то есть человека, который не мог ходить, но увидели множество народа вокруг Христа в доме, где Он беседовал с людьми, исцелял их. И имея веру в Него, в то, что Он может исцелить, спасти расслабленного – видимо, родного, близкого им человека, может быть, их друга, – они раскрыли кровлю дома, разобрали крышу и спустили постель, на которой лежал расслабленный, прямо к ногам Христа. А Господь говорит расслабленному: «Прощаются тебе грехи твои», что вызывает ропот у иудеев: как Он может отпускать грехи? Только Бог может отпускать, Он богохульствует! На что Господь говорит: «Что легче сказать – “Прощаются тебе грехи твои” или “Встань, возьми постель свою и ходи”? Но чтобы мы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, Христос говорит расслабленному: “Тебе говорю, встань, возьми постель твою и иди в дом твой”. И тотчас встал расслабленный, взял свои вещи и прошел пред всеми, так что все изумлялись и прославляли Бога, говоря: “Никогда ничего такого мы не видали”». Иоанн Златоуст поясняет, что Христос здесь являет Свое Богосыновство, Свое Единосущие Отцу. И, даровав человеку телесное здравие, возможность ходить, дает ему нечто большее – внутреннюю свободу от греха. И как бы говорит иудеям: что легче – от греха дать свободу или телесное здравие? Но если телесное, внешнее дается, то дается и внутреннее. И вот для нас здесь очень важны два момента. Во-первых, вера людей, которые принесли расслабленного, и вера самого расслабленного. Иоанн Златоуст подчеркивает, что расслабленный желал, стремился ко Христу. Если бы он не хотел, если бы он сомневался, он бы, наверное, не дал опускать через крышу его постель на веревках к ногам Христа. И самое главное – совершенно необычное, неожиданное, новое измерение реальности. Оказывается, этот шлейф ошибок, шлейф грехов, какой-то лжи, каких-то неправд – вот эту липкую паутину внутреннего зла можно оборвать, к Богу развернувшись, и получить свободу. Эту свободу дает Христос. И поэтому те, кого Церковь оглашала, те, кто за всю свою жизнь смертельно устал от своих ошибок, кто сам себе хуже горькой редьки надоел, вдруг понимали, что они могут не только телесное получить исцеление во Христе, в церковных Таинствах, в церковной жизни, но самое главное – внутреннее освобождение от рабства диаволу, от себя самих. От той тесноты, от той скуки, в которой ты пребываешь в дохристианский период своей жизни, потому что грех – самое страшное, что делает жизнь скучной и невыносимой. И вот в этом новизна Евангелия: Христос не просто обещает когда-то в будущем отвер- стые небеса, новое измерение, новое качество бытия, но Сам является путем к этому распахнутому Небу. И каждый может на этот Путь ступить. Именно эту весть Церковь пытается до всех нас донести на литургии оглашенных, совершаемой в воскресение Григория Паламы. И если говорить об оглашающей миссии Церкви, то уже значительно позднее, в поздней Византии Григорий Палама формулирует учение о том, что мы в Боге различаем непостижимую, непознаваемую сущность, природу Божественную и Его энергии – действия, в которых мы можем Бога познать. Именно этим действием Божественных энергий, Божественной славы мы можем изъяснить исцеление физических недугов, немощей расслабленного, больного человека. И, самое главное, исцеление его сердца, его души от греха. И каждому из нас открыта возможность навстречу Христу, навстречу Его славе сделать свой шаг. Если мы уже крещены – в Таинстве Исповеди, чтобы обновить крещальные обеты. Если же мы пока еще не крещены, то в Таинстве Крещения, чтобы эти обеты дать и сделать свой внутренний шаг навстречу Христу и той радости, которой никто не отымет у нас.
Сегодня последний день сырной седмицы, и завтра начинается Великий пост. В этот день мы за Божественной литургией получаем церковное напутствие к предстоящему подвигу поста, как дорожную карту, как ориентир – как нам пройти этот путь, ведущий к Пасхе, потому что пост сам по себе не имеет смысла, если он не приводит к Пасхе. Именно это мы должны помнить прежде всего, когда вступаем на тернистый и многотрудный путь Великого поста: смысл поста – путь к Пасхе. И не напрасно святые Отцы сравнивали этот путь с путешествием Израиля по пустыне, которое заняло 40 лет – и не все дошли; точнее будет сказать, дошли единицы. И хотя наш путь по пустыне поста длится только шесть недель, у нас тоже, как показывает опыт, будут потери: от уныния, от завышенных требований к себе и к другим, и от прочих «радостей» пустыни. Нам даются некоторые ориентиры, чтобы мы могли правильно и без потерь преодолеть пустынную и пересечённую местность. Первое, что мы слышали из текстов Писания, читавшихся сегодня за литургией – это призыв к прощению. Следующий призыв – избавиться от лицемерия. Помните, что мы слышали из 4-й главы Евангелия от Матфея? Господь говорит, что когда постишься, не будь, как лицемер, который явно показывает свой внутренний духовный подвиг молитвы и поста, а умой лицо своё и помажь главу свою, то есть будь бодр и весел, но неси внутри свой подвиг, чтобы Господь, видя твоё тайное, воздал тебе явно. Из Послания к Римлянам, которое сегодня читалось, мы узнаём, что Господь призывает не осуждать тех, кто не постится, или тех, кто несёт свой подвиг иначе, чем мы, или тех, кто совершенно не видит нужды и не чувствует потребности в пощении. Человек в своей обыденной жизни слишком небрежен; наши силы, данные нам для жизни, мы расплёскиваем на вещи, недостойные того. Многие живут в ненависти, ещё больше людей живёт обидой – на своих близких, на страну, на своих бывших друзей, которые их предали, на детей и родителей. Мы слишком часто оживляем эти обиды, раскладываем по вечерам, как пасьянс на столе, снова и снова проигрываем мучительные воспоминания, и ради мучений тратим все силы жить, всё время и внимание на оживление прошлого, которого нет и никогда не будет, и я даже сказал бы – не было. Правда, иногда приходится иметь дело с очевидными злодеями, явными мерзавцами. Как на них не обижаться? Как не питать к ним ненависти и не желать им зла? Но жизнь человеческая слишком коротка, а силы человека исчерпаемы, поэтому глупо тратить их на ненависть. Иногда человек тратит свои жизненные силы на поддержание псевдожизни своих собственных призраков, на проигрывание ролей, на реставрацию своих бесчисленных масок. Итог – жуткая опустошённость души, неспособность жить цельно и получать радость от проживания жизни. Где сокровище ваше, говорит Господь, там и сердце ваше будет. А мы часто тратим силы жить на иллюзии. Какая привычная картина: хорошо живёт человек, в достатке и свободе – и жалуется, ропщет, тоскует. Жизненные силы он тратит не на разборы завалов прошлого, а на иллюзии и миражи будущего: что я сделаю, когда буду ещё богаче, ещё влиятельнее, стану ещё на одну ступеньку выше… А жизнь проходит, и радости от неё никакой. Всё есть – здоровье, талант, работа, друзья, а на душе тяжко – впору и в петлю лезть, потому что не я живу, а мои призраки, мои любимые идолы, жертвы, оставляющие мне для жизни лишь крохи, падающие с их трапезы. Но ведь Господь не для этого создал человека, – не для того, чтобы он пресмыкался перед богами собственного производства. Бог творит человека для того, чтобы тот жил и получал от этого радость. А как же я могу получать от жизни радость, если все силы жить я расплёскиваю на свои иллюзии, на ненависть, на обиды, на лепку новых своих лиц и масок, на стяжание богатств, мне совсем не нужных и не приятных. Идолы забрали себе всё! Поэтому остановится вдруг человек и не может понять: жив ли я ещё или уж давно умер и хожу как призрак среди призраков. Давно уже утратилось ощущение подлинного, чего-то настоящего, стоящего. Когда смотришь на маленьких детей, всякий взрослый радуется. Как приятно иногда держать на руках малышей, которые являют собой совсем ещё не осознанный талант – радоваться жизни. Держишь такую кроху на руках, а его глаза, его ручонки тянутся к миру, жадно и радостно принимают его, впитывают в себя всё его разнообразие. В такой момент кажется, что все разбросанные и многообразные линии мира сходятся в одной точке – в этом малыше, как будто ребёнок сам держит мир и умело с ним управляется. Как мало у нас этой жажды жизни, алчбы настоящего. Созерцание ребёнка будит в каждом взрослом умиление и ностальгию: когда-то я был человеком. И пост как всякий духовный подвиг и духовное упражнение имеет целью помочь человеку подобраться, собрать воедино свои жизненные силы, перестать питать собой жизнь идолов и призраков, мучающих нас. И только тогда благодарность коснётся нашего сердца, и мы увидим, как же много прекрасного и живого вокруг нас, сколько замечательных людей даёт нам Бог, сколько мне Господь дал попробовать вкусного, слушать и чувствовать прекрасную музыку, помнить замечательных встреч… Человек, который живёт за скобками своей собственной жизни, – какая нелепость, какая жалость и какая тоска. Мрак души моея! Но сегодня мы слышим напутственное слово апостола Павла: Ночь прошла, день приблизился. Пост – это путь к Пасхе, путь к настоящей жизни, к жизни по преимуществу, к подлинной радости жизни. Но достичь этой радости можно только через пост, и первый шаг в сторону Пасхи – отказаться от ненависти и обид, поэтому это воскресенье и называется прощёным. Если мы прощаем людей, отказываемся жить в ненависти и обиде, нам возвращается сила жить. Поэтому нам стоит попробовать отбросить нашу жестокую справедливость, бесконечную борьбу за правду ради правды, потому что никакая правда наша не стоит живого человека, пусть даже и виновного перед нами. Простим вся воскресением, – вот оно, пасхальное звучание прощёного воскресенья. В воскресении, в Пасхе, которой и живёт Христова Церковь, главный дар – жизнь, и жизнь с избытком. И этого избытка хватает на всех, даже на ненавидящих нас. Наступил уже час пробудиться нам ото сна… Ночь прошла, а день приблизился. И вот так – бодро и с надеждой – пойдём навстречу подлинной радости, которая есть подлинная жизнь, достигающая нас в Воскресении.
Свежие комментарии